Исаак Бабель. Конармия

Фамилия Исаака Эммануиловича Бабеля правильно пишется Бобель. Один из его литературных псевдонимов – Баб-Эль, что в переводе означает «Ворота Бога» и перекликается с названием города Вавилон. Тематика и язык его произведений (в основном, рассказов) достаточно необычны и вызывают противоречивую реакцию. Даже, скажем так, несколько вызывающи. Не это ли вызвало неудовольствие власть имущих сталинской эпохи и привело писателя к печальному концу (он был расстрелян в 1940 г. в возрасте 45 лет)? Или сыграло свою роль то, что Бабель часто бывал за границей, где жили его родственники? Или писатель был чересчур близок к семейству зловещего наркома Ежова? В заявлении на суде писатель просил дать ему возможность «завершить… последние литературные произведения». Из этого становится понятным, что к творчеству он относился самоотверженно, а не как к ремеслу.

Исаак Бабель, в качестве военного корреспондента (под фамилией Кирилла Любова) действительно находился в Первой Конной армии Будённого, вёл дневник и писал статьи. В 1922-1923 гг. начал активно печатать в одесских газетах и журналах рассказы из двух знаменитых циклов – «Конармия» и «Одесские рассказы». Для цикла «Конармия» было задумано 50 новелл, опубликовано 37. Это, наверное, самая необычная книга о гражданской войне. Поэтому вхождение Бабеля в литературу в середине 20-х годов было сенсационным. Новеллы «Конармии» отличались небывалой, даже для суровой реалистической прозы того времени, остротой и прямотой изображения кровавых событий гражданской войны – и всё это при подчёркнутой изысканности стиля. Семён Михайлович Будённый считал книгу Бабеля клеветой на свою армию. Но вряд ли это так.

Новеллистический цикл будто бы состоит из ничем не связанных миниатюр (писем, дневниковых записей и тому подобного), но разрозненные эпизоды сливаются в единое повествование. Оно реалистично, даже натуралистично, но походит в то же время на некий эпический миф, рассказанный с одной стороны интеллигентным наблюдателем, наделённым романтическим мировосприятием, с другой – это отражение настроений, царивших в умах простых людей, осознающих себя преобразователями мира. Наивность и невежество человека массы обуславливают смелость, «громогласную простоту», с которой он решает мировые вопросы», и жестокость – «щегольство кровожадностью», с которой он несёт людям «новую веру» - революционную идею. Во время войны жестокость всех сторон становится обыденностью для людей, вырванных из традиционной системы нравственных ценностей. Отец убивает сына, сын - отца, другой сын почти без эмоций описывает эти ужасы в письме в ряду с другими событиями… (рассказ «Письмо»). Кто теперь прав, где «белое», а где «чёрное»... или «красное»? Мир сошёл с привычной колеи, жестокость и низменные инстинкты уживаются с высокими стремлениями и жаждой красоты, справедливости.

Неудачен поход Первой Конной в Польшу. И вот, предчувствие трагического исхода, пример необыкновенного языка в книге Бабеля: «Оранжевое солнце катится по небу, как отрубленная голова...» И ещё примеры необычного литературного языка (в стиле 20-х годов):

1. Рожь была высока, солнце было прекрасно, и душа, не заслужившая этих сияющих и улетающих небес, жаждала неторопливых болей.

2. Тишина розовела. Земля лежала, как кошачья спина, поросшая мерцающим мехом хлебов.

(рассказ «Путь в Броды»)

Такая вот поэзия в прозе. И тут же натуралистичные описания (хорошо, не очень подробные) — кого и как убили..., а за что вообще не всегда понятно.

Особенно запомнился мне лично рассказ «Соль». В нём-то как раз ясна основная мысль. Рассказ построен в форме письма красноармейца Никиты Балмашева в редакцию. Люди способны и на благородный поступок, и на убийство. А ожесточает их — бессовестный обман. В 20-е годы практически невозможно было попасть на поезд. В вагон переполненного поезда красноармейцы пустили женщину с ребёнком, отнеслись к ней с уважением. Даже не приставали. А был у неё в руках вовсе не младенец. Под видом ребёнка симулянтка-«мешочница» везла упаковку драгоценной в те годы соли, чтобы продать голодным людям втридорога. Можно пожалеть «мешочницу», как жертву бессудной расправы. Но наглядевшись в 90-е годы на иначе называемых наследников «мешочников», как-то не очень сильно её жалеешь.

Споры вокруг творчества и судьбы Исаака Бабеля возобновились после его реабилитации и продолжаются до наших дней.

Зенкова Евгения Николаевна, ведущий библиотекарь ГАУК ТОДНБ